Не мой

Фэндом: Ориджиналы.

Рейтинг: PG-13

Жанры: слэш, ангст, драма.

Размер: мини.

Описание: Сергей Бессонов, хорошист и талантливый художник, знакомится в интернете с одногодком Андреем. Оказавшись пленником чувств, Сергей вначале острее чувствует проблему своей сестры – Лилии. Та, будучи полной и некрасивой, попадает на тренировку к склонной к фэтфобии и лукизму учительнице. После парень узнаёт страшную тайну, связанную с недугом Андрея.

       В больнице рядом с заплаканными матерью и отцом сидело двое других родителей. Дебелая женщина в красных туфлях, не сочетающихся ни с её фигурой, ни со старой одеждой, простучав на них три больничных этажа, тормошила мужа:

       — Как он? Я имею в виду… второй мальчик, — неслышно спохватилась женщина.

       Вместо мужа, однако, ей ответил весь дрожащий и потный от испуга подросток, внешностью же постаревший сразу лет на десять.

       — Выжил. Он ведь не подходил так близко.

       Заплаканная мать подняла грубое, смуглое лицо, и недобрые огоньки заплясали в её глазах, переродившись в бурю.

       — Вы-жил?! – спросила она, тут же будучи придержанной своим мужем. — Всё, что вы можете сказать, что выжил второй мальчик? Да мне плевать! Слышите, мне плевать.

       Проходившая мимо медсестра со вздохом посмотрела на женщину. Такую бы уже выставили, но большое горе оправдывает истерику, от которой вскоре не останется следа.

       — Мне плевать на этого гея! Лучше бы он сдох, а не Алёшенька. Как мне теперь жить? Слышите, как?!

       — Марина, Марина, — взял её за руку муж, — что ты говоришь… Этот мальчик не был…

       Плохим? Ужасным? Муж не договорил. Его Марина сорвалась, осыпав проклятиями двух родителей, совершенно случайно ставших свидетелями трагедии. Женщина побежала в туалет, чтобы вдоволь наплакаться там, а жена свидетеля спросила:

       — Вова, а сколько лет парню, который выжил?

       Но вместо мужа ответил отец погибшего:

       — Обоим по пятнадцать.

       — Я вам очень соболезную, — как-то механически ответила женщина и прочитала по губам мужчины: «Спасибо».

       — Господи, и нашему Серёжке тоже пятнадцать… Дай бог, чтоб с ним подобного никогда не произошло.

       Женщина уставилась на красные туфли, растворяясь в тревожащих мыслях.

***

       Близились зимние каникулы. Темнело рано. Когда заканчивались уроки, холодный ветер уже трепал плакаты у входа в школу, а лица на фотографии приезжающей вскоре рок-группы заносило мелким снегом. Сергей Бессонов не любил такие снежинки: мелкие и быстро тают, зато их так много, и каждая норовит попасть в лицо. Домой приходишь весь мокрый и замёрзший, спешишь снять шапку, шарф и свитер, греешься в ванной.

       Но это что! Попробуй прийти домой позже — а так было по пятницам, когда Сергей занимался с преподавателем рисования, — ещё холодней и мокрей. В эти дни родители задерживались на работе: мама писала отчёты, а отец дольше сторожил склад у железной дороги. Поэтому Сергею открывала его младшая сестра Лилия.

       Редко кто мог сопоставить красоту имени и цветка с внешностью двенадцатилетней девочки.

       На теле её уже росли волоски, но строгая бабка, забиравшая девочку от родителей к себе, не разрешала внучке покупать бритвы, а об эпиляторе вообще слушать не хотела, говоря: «А твоя мать дура безмозглая, побрила ноги ещё в школе, теперь с эпилятором мучается! Женщине нигде бриться нельзя, волосы потом будут расти жёсткие, длинные и тёмные».

       Втайне от старухи внучка пользовалась ножницами, но срезать все волосы ей не удавалось, вот и получила она прозвище Вонючка за следы подмышками и дурно пахнущие между ног брюки. Кто-то называл её то Засохшей, то Завядшей Лилией. Мальчики любили тыкать на подмышки девочки, шептаться и обзывать. Заводила класса хватал Лилию за ноги, поднимал низы её джинсов и кричал: «Смотрите, у Вонючки ноги волосатее моих!»

       Из-за обид Лилия начала много есть. Точнее, это она так думала, обманывая саму себя, а «обжираться» она стала намного раньше, в начальной школе. Даже отличницы вроде неё ленятся. Вот Лилия растягивала воскресное время, кушая вместо того, чтобы делать уроки. Булочки, торты, котлеты — всё жареное и мучное стало её любимой едой и спасением от нарастающих в душе обид. Те росли снежными комьями.

       С недавних пор Вонючка стала ещё и Истеричкой, ведь стала отвечать на обиды агрессией. Даже в дневнике у неё появилась пара записей: «Дерётся в школе. Просьба поговорить с дочерью», «Поведение неуд. Родителей в школу».

       Одно было хорошо: в пятницу старший брат такой добрый. Придёт  —обязательно покажет, что нарисовал. А ещё он такой смешной, патлатый весь. Лилия улыбнулась сама себе в зеркало. Оттуда в розовой футболке («Вонючка – поросёнок!») смотрела бочка с шишечками маленькой груди. На бесформенном блине лица выделялся свиной нос, а тонких губ будто вообще не было. Щёки хомяка раздулись от муки и сладостей.

       Пришедший брат был так похож на снеговика, что Лиле захотелось пошутить: «Тобой дороги расчищали?» Она молча улыбалась, вспомнив, что Вонючке нельзя говорить, а как заговорит — весь класс деланно машет тетрадями перед лицами и открывает окна.

       — Привет. Не скучаешь?

       Брат поделился хорошим настроением, и Лилия разговорилась.

       — Не скучаю. Я бутерброды сделала! Будешь?

       — Моя ты хозяюшка, — брат обнял Лилию. Он был единственным человеком, кто вообще её обнимал. Даже родители делали это редко. Но Сергей не ощущал в полной мере беду сестры.

       Когда Лилия принесла бутерброды, компьютер уже включался. А пока Лилия посмотрела рисунки, Сергей уже успел пообщаться с парой лучших друзей во «ВКонтакте».

       — Серёжа, — спросила девочка, — а ты говорил, что любишь портреты рисовать, почему же не рисуешь?

       — Я учусь.

       Лилия округлила глаза так, будто хотела задать вопрос, но сама не понимала, какой. Наконец она сказала:

       — Тут фигуры. Зачем столько кубов?

       Она просмотрела ещё несколько листов в надежде увидеть человеческий глаз или руки — такие, как рисовал Кемерон для «Титаника».

       — А где?..

       — Понимаешь, Лилька, — Сергей отвлёкся от сайта, и голубая полоса экрана легла приятной светотенью на его лицо. Видел бы Серёжа себя со стороны — обязательно бы запечатлел на бумаге. — Нельзя сразу рисовать портреты.

       — Я знаю, — перебила сестра, — нужно выучить анатомию. Но почему ты не рисуешь сразу портреты?

       — Э нет, так не получится. Кубики-рубики, цилиндрики, конусы, как шапка Гарри Поттера. «Гриффиндор», моя дорогая! — воскликнул Серёжа и повернулся к засмеявшейся Лиле. — Сначала надо рисовать фигуры, чтобы тренировать руку. И то до фигур нужно работать со штрихами. А потом лицо — оно ведь состоит из фигур. Посмотри, твои щёчки похожи на шарики. Ой…

       Лилия опустила голову.

       — Я не в том смысле…

       В тёмных Лилиных глазах читалось: «Дразнишься? Как все, да?»

       — Я не о том, Лиля, — Серёжа тут же решил исправить ситуацию. — Смотри, мои щёки — тоже шарики, — и он стал деланно надувать их и выпускать воздух, после спародировав моржа, который гудит, как паровоз: —  «У-у-у!.. Чух-чух-чух». А моё лицо — смотри, оно похоже на блин. Самый настоящий жареный блин!

       И Лилия рассмеялась.

       — А хочешь, я тебя нарисую?

       — Нет.

— Почему?

— Ты сказал, что не рисуешь пока портреты.

       — Я попробую.

       — Нет.

       Не могла же Лилия сказать: «Я некрасивая». Но брат понял, что она об этом думает.

       — Ты у меня просто красавица. Давай, садись и не двигайся.

       Лилия смотрела на движения брата, как на волшебство. А его сосредоточенные черты лица уносили её в сказку.

       Сергей нарисовал овал, начертил линию глаз, а остальное построение делал от руки. Потом он стирал лишние линии, делал круглыми острые схематические черты лица, оживлял мягким карандашом глаза, нос, губы, добавлял объём. Затем по линии роста волос стал рисовать не отдельные длинные волосы, а короткие штрихи.

       — Вау! — сказала Лилия, долго рассматривая портрет. — Ты ведь уже умеешь!

       — Ещё не совсем, надо учиться. Рисование — каторжный труд, а не просто вдохновение.

       — Но всё равно мне нравится.

       В тот день Лилия осталась довольной, но счастью её вскоре пришёл конец.

       Родители, обеспокоенные дочерью, решили, чтобы девочка пропустила неделю, оставшуюся до каникул. «Что там такого? Только сидят зря, пока им оценки выставляют» — сказал отец. Лилия было обрадовалась, но отец объяснил, что эту неделю и все каникулы дочери предстоит ходить к учительнице физкультуры Ларисе Александровне.

       — Не хочу-у-у, - заныла Лилия. Как многие отличницы, она ненавидела физкультуру. На этом предмете над ней больше всего смеялись. Кроме того, она получала плохие оценки. Математика — десять, русский язык — одиннадцать, история — девять, немного не дотянула до высокого уровня. Но физкультура — семь с натяжкой, и то после пересдачи. Четыре балла из двенадцати было позором для отличницы.

       — Лариса Александровна — хороший педагог.

       И точка.

       Лилие пришлось ходить заниматься. Девочка немного похудела, но не настолько, чтобы её прекратили обзывать, появись она в школе. Однако приходила она как в воду опущенная. Серёжа того не замечал, сидел на своём сайте, а родители списывали всё настроение на простую усталость дочери.

       — Ничего, — говорил отец, — ей полезно.

       При этом он так смотрел на полную жену, что та кивала и со слезами на глазах соглашалась, воспринимая критику дочери и как упрёк в её сторону.

***

       Под Новый год Сергей никуда не выходил. Даже на концерт рок-группы не пришёл. А что там делать? Выступала малоизвестная и не самая талантливая группа, вроде «Лямура», даже хуже. Дома же Сергей и Лилия наряжали ёлку и вешали гирлянды.

       — Ну всё, — добродушно сказал парень, — я в интернет. А ты вот можешь взять мои схемы, порисовать с них. Только, прошу, иди в комнату родителей, пока их

       — Ладно, пойду, — можно было понять, что сестра обиделась, и поэтому она тут же заговорила о рисовании: — Такие сложные схемы. Наверно, непросто по ним рисовать. Но я люблю сложности. Только тренировки ненавижу.

       Сергей не обратил внимания на слова Лилии, а зря.

Он тем временем закрылся в своей комнате, открыл «ВКонтакте» и зашёл в группу, о которой не подозревали ни его родители, ни тем более Лилия, играющая в логические страшные игры и делающая макияж нарисованной Белле из «Сумерек». На экране высветился приоткрытый рот мужчины у груди его партнёра, а группа называлась «Геи».

Постыдно оглянувшись на дверь, Сергей расслабился так, будто сейчас рухнет всем телом на спинку кресла, но он, напротив, сел на край и нагнулся. Под пальцами он ощущал электрический поток и пот, а каждый новый щелчок мышки возбуждал в душе Сергея приятнейшие не столь плотские, сколь эстетические чувства. Он долго рассматривал чёрно-белое фото парней, один из которых нежно захватил нижнюю губу партнёра. Их закрытые глаза излучали большее счастье, нежели открытые пустые склеры прожигающих жизнь людей. Долго Серёжа рассматривал хозяйственного парня в фартуке поверх загорелого и залитого солнцем накаченного тела. Крепкая, жилистая рука обхватывала сковороду не то с беконом, не то с картошкой. Кто б мог подумать, что профессиональный интерес к изобразительному искусству перерастёт во что-то большее, и кубики на теле, как и геометрические формы лица, станут запретным желанием.

Не в силах уже любоваться упругими ягодицами, обнажёнными и бесстыдно просвечивающимися сквозь шорты и трусы, маленькими и крупными сосками, с пирсингом, за который так хотелось легонько потянуть губами, и без него, Серёжа лёг на диван. Протянув заросшие волосами ноги, он провёл по своим коленям и остановился у паха. Поправив волосы у вспотевшей линии от уха до скулы, Сергей задрал рубашку и приспустил резинку шортов. Пребывая в самых сладких мыслях, Серёжа начал ласкать тело, представляя вместо своей руки и нежные, и грубые, и стеснительные, и настойчивые пальцы парней. Он спускался от низа живота к лобку и выпирающему инструменту, обхватывая его колечком из соединённых указательного и большого пальцев. Вот бы сладкие губы такой пышной и правильной формы, как на академических рисунках, губы одного из парней, добавивших новые фотографии в группу, накрыли возбуждённую головку.

Двусмысленно кончив начатое, Серёжа мгновенно поднялся, точно какая-то сила спихнула его с дивана. Что-то заставило его написать парню со сладкими губами, которым оказался Андрей Вишневский. Из того же города.

Сергей

«Привет. Хорошее фото».

Андрей

«Это какое?»

Волнение поднялось из глубин души и застыло комком в горле.

Сергей

«В группе «Геи» - он поставил жёлтый улыбающийся смайл.

Андрей

«Спасибо».

Сергей

«А можно познакомиться?)»

Андрей

«Мы уже знакомимся)»

Сергей

«Где ты живёшь? Я на Садовой».

Андрей»

«На Садовой? Я раньше там жил, потом переехали на Горького. Недалеко от спортивной школы…»

Сергей

«Не может быть, чтобы такое совпадение! Там моя младшая сестра учится сейчас».

Андрей

«И как?..»

Что он такой загадочный – всё время ставит многоточия, только речь заходит о школе?

Сергей

«Вроде всё нормально. Слушай, мы можем встретиться?»

Андрей долго не отвечал. Сергей уже начал волноваться, но тут ему пришло сообщение. Тревожное, механическое, скрытное. В то же время чего жаловаться, если сам он отвечал сухо, без таланта, коим обладал не только в рисовании, но и в написании сочинений.

Андрей

«Ты знаешь, я ни с кем в реале в последнее время не виделся».

Сергей

«Почему?»

Андрей

«Да как-то времени нет».

Сергей чувствовал, что это не настоящая причина. И разговор в тот день не получился. Несколько дней Серёжа ходил как в воду опущенный, не пообщавшись с человеком и десяти минут. Парень знал подобное состояние. Одна его знакомая познакомилась с человеком, внешне похожим на его любимого актёра. Со временем она полюбила его не за схожесть, а за него самого и любила уже целых семь лет, но скучала и не могла без него уже после трёх дней знакомства. Но три дня – всё же намного больше десяти минут.

Тридцать первого декабря парень ходил весёлый, с такой улыбкой, будто рот его был из глины и кто-то его растянул, затем обжёг.

— Что ты такой радостный? — спросила Лилия. Она тоже улыбалась, а в тёмных её глазах отражались новогодние огоньки.

Серёжа хотел ответить: «Хороший друг написал», ведь сегодня Андрей его поздравил и прислал пусть не настоящий, а электронный, но подарок, ведь сегодня парни разговорились, и оказалось, что они оба любят Марка Твена и Ремарка. Но вместо ответа Сергей сузил глаза, внимательно посмотрев на ссадину на плече сестры.

- Разреши, - он сдвинул в сторону ткань розовой футболки.

Ссадина переходила в синяк и не фиолетовый, а красный цвет. Мигом Серёжа пошёл к родителям, позвал отца из комнаты и маму из кухни, спросил, откуда такой синяк у Лилии. Ответ родителей его удивил.

— А, - сказал отец, - так это Лилька ударилась.

— Ударилась?

— Да, - ответила мама. – Я уже обработала ей рану.

— Да как так можно удариться?! Не понимаю.

— О поручень деревянной лестницы в спортзале.

— Это правда? – спросил Сергей у сестры.

Та кивнула.

— Я пойду на кухню, ещё много готовить.

Равнодушие родителей заставило Сергея действовать. И через пару дней после праздника он написал Андрею о случившемся, предположив, что творится неладное на уроках физкультуры. Ответ Андрея только убедил его в этом.

Андрей

«Твоя сестра случайно не у Ларисы Александровны занимается?»

Сергей

«У неё».

Андрей

«Жестокая баба. Сильно изнуряет детей. Я приходил в ту школу, занимался с одним мужчиной. За ней «посчастливилось» наблюдать».

Сергей

«Если всё так серьёзно (дружище, ты бы видел этот синяк!), надо Лилю оттуда забирать».

Андрей

«Надо бы. Но для начала проследим за тем, как они занимаются».

Сергей

«Я правильно услышал? «Проследим»!»

Андрей

«Боюсь, ты неправильно понял. Мы не сможем встретиться».

Сергей почувствовал, как ему на спину выливают ведро ледяной воды. Парень, к которому он так привязался, отказывался встречаться.

Сергей

«Почему? Ты считаешь, что плохо выглядишь?»

Андрей

«Не знаю, вроде хорошо. Проблема в другом… Тебе это не понравится».

Сергей

«В чём проблема? Скажи сейчас».

Андрей

«Не могу».

Сергей

«Мутный ты какой-то».

Андрей не ответил на это. Целых пять минут Сергей терзал себя, как, думал он, могут только переживающие женщины. Поэтому добавил:

Сергей

«Извини. Не обижайся на меня».

Андрей

«Лады».

От этого «лады», всего лишь от четырёх букв, четырёх звуков, Сергею стало легче. И в день тренировки он пошёл к спортивной школе.

***

Вахтёр пропускал каждого. Нужно было только сказать, к кому идёшь.

Спортивная школа пахла холодом и апельсинами. Запах рыжих долек и кожуры летал в коридоре, смешиваясь с лакированным – от пола и скамеек. Тихо гудели тёплые батареи, из одной из них уборщица доставала засунутую конфетную бумажку и недовольно кряхтела.

Дальше случилась одна из таких минут, которые запоминаешь на всю жизнь. Всё произошло, когда дубовая, со вставленным стеклом дверь скрипнула, и в помещение вошёл парень с добродушным овальным лицом, тонкими ресницами, веками, скрывающими карие глаза, и правильной формы пышными губами. Как только Андрей сравнялся с Сергеем, последний почувствовал не просто морозный, а какой-то родной запах синего свитера, а мысли о том, какая футболка и какой пресс скрывает этот свитер, начали сводить с ума.

— Привет, - сказал Сергей.

Немного грустный Андрей кивнул в ответ, но ничего не сказал. Затем движением головы позвал Сергея за собой.

— Ты хорошо выглядишь! – Серёжа испугался собственного голоса, отразившегося эхом в пустом коридоре, и сказал уже потише: - Так чего же ты боялся?

Андрей что-то показал руками, сгибая пальцы и жестикулируя. Сергей ничего не понял, тогда Андрей тронул его за плечо, приложил два пальца к своим губам и сделал руками крест.

— Ты не хочешь говорить?

Андрей замотал головой, показывая, что Сергей ошибается. Тогда он достал из своей сумки листок бумаги, карандаш и написал: «Хотел бы, но не могу. Я немой».

— Как так? – грустно спросил Сергей. – Что случилось?

Андрей вновь решил написать. «Это запретная тема». Ниже приписал: «Знакомство не удалось?»

— Нет, всё хорошо.

Казалось, Андрей не поверил в удачу, и какое-то время кареглазый взгляд метался по коридору и останавливался на белоснежных окнах. Ослепляющий мороз яркими тонами падал на чуть смуглое лицо; только сейчас Сергей это заметил. Должно быть, один из родителей Андрея имел восточные корни.

— А… тебе не сложно слышать?

Андрей отрицательно замотал головой, прикоснулся к ушам и выставил вперёд большой палец, а, коснувшись рта, по-прежнему показал крест. Затем позвал Сергея наблюдать за Ларисой Александровной.

Из-за приоткрытой двери раздавался голос:

— Быстрее! Быстрее!

Малый спортивный зал дрожал от бега двух девочек: Лилии и её одногодки, немногим худее и выше сантиметров на пять.

— Оксана, - обратилась ко второй девочке Лариса Александровна, - остановись! – послышалось запыхавшееся дыхание. – Что с тобой? Устала бегать?

Тут-то и произошло то, чего ни Сергей, ни Андрей никак не ожидали. Слова учительницы резали слух. И нельзя было поверить, что так говорит привлекательная и загорелая, рыжеволосая, с аккуратной причёской шестидесятых годов женщина, чьи белые шорты, больше похожие на трусики, могли бы привлечь, не будь парни, стоящие в дверях, геями.

— Не поверю, что ты устала бегать, - язвительно начала Лариса Александровна. – Как пирожки лопать – так это мы умеем, - она подошла и неласково потрепала Оксану за щеку. – Как пробежать – ах, нам так больно! В боку болит – я говорила, на левую ногу бежать надо. Конечно, ты ведь меня не слушаешь.

— У меня болит левая нога, - призналась Оксана.

— И не удивительно! Ты ведь никогда толком не бегала. Только и знаешь, как жрать и жиреть. А ты, Лилия? Сколько конфет ты сегодня съела?

Лилия шмыгнула носом, и из глаз её полились слёзы. Оксана тоже была готова расплакаться.

И тут вмешался Сергей. Он открыл дверь и вошёл так резко, что одни его шаги, без голоса и то напугали Ларису Александровну.

— Сергей Бессонов, брат Лилии. А это мой друг, Андрей. Я услышал слова «жрать» и «жиреть» или я ошибаюсь?

— Молодой человек, - сказала Лариса Александровна с паузой, будто дальше не придумала, как оправдаться. – Вы не ошибаетесь.

— Интересно. Выходит, детей можно оскорблять?

— Слушайте, Сергей или как вас там, детей никто не оскорблял. Мы здесь занимаемся, и не мешайте проводить занятие.

К Сергею подошёл Андрей и жестом показал, что хотел бы вывести девочек в коридор, пока его другу и учительнице предстоял разговор.

— А с Андрюшей мы знакомы, - выразила неприязнь женщина. – Интересно, какое право он имеет выводить моих учениц из зала?!

Лариса Александровна двинулась следом за Андреем и девочками, но Сергей удержал её.

— Руки убери. Ты что вообще себе позволяешь?

—  Это вы что позволяете? Они ещё дети, а уже слышат «жрать» и «жиреть». Вы не находите эти слова неуместными?

— Не нахожу. Если бы они ели и немного полнели, я бы так и сказала. А тут… - и Ларису Александровну взяла не просто злость, но и досада, такая, что Сергей подумал: «Типичная истеричка». – Трудишься, трудишься — и всё, понимаешь, насмарку!

— Моя сестра в последнее время не ест сладкое.

— Да неужели? Дети хитрые. И она может прятать конфеты, получать от родителей, когда ты не видишь.

— Лилия не такая.

— Конечно, не такая! – съязвила учительница.

— Я добьюсь от вас ответа без всяких виляний? Почему вы позволяете себе оскорблять детей?

— Никто их не оскорбляет! Я говорю правду. А без правды, извините, они вырастут «нежными фиалками».

Сергей округлил глаза.

— Правду?

Лариса Александровна вздохнула и присела на длинную зелёную скамейку у сетки с баскетбольными мячами. Выглядела она так, будто её саму оскорбили, да до глубины души.

— Да, правду. Другие сюсюкаются с детьми. Идёт, знаете ли, полная мадам, рядом с ней девчонка, как из «Макдональдса». Нет, чтобы правду сказать. Мать гробит здоровье ребёнка, ещё и приговаривает: «Ты у меня самая хорошая. Ты у меня самая красивая».

Сергей подумал и ответил с яростью, вызовом:

— Да эта девочка больше ни от кого таких слов и не услышит. Ей нужны слова доброты.

— Ой, - скривилась учительница, - что им доброта даст? Молчи, молчи, - и возгласом, и жестом остановила Сергея Лариса Александровна. – Я знаю, что ты скажешь. «Полюбит себя», «примет такой, как есть». И что дальше? Думаешь, они берутся за своё тело? Они продолжают гробить собственное здоровье, при этом забрасывают уход за внешностью, ведь всё хорошо, ведь никто не осуждает. Если ты старший брат, то должен был заметить, что Лилия редко моет голову, - теперь учительница в такт своим словам указывала пальцем вниз. – И не я виновата в словах её одноклассников, что на такой голове можно картошку жарить. Мои слова: «Надо мыть голову». Она девочка, в конце концов.

— Знаете, мальчикам тоже надо мыть голову. Так что это было зря, - Сергей поднялся и пошёл в сторону коридора, но остановился. – Надеюсь, мы найдём другого педагога.

— Доброго и хорошего? С постепенными нагрузками, во время которых можно жиреть? Таких детей спасёт только негативная мотивация. Извините, но так и есть.

— Да вы!.. – замахнулся Сергей. Он понимал, что всего учительнице не объяснить. Да и тысячи людей попросту не привыкли к тому, что можно добиться результатов добротой. Многие желают именно жёстких, кричащих тренеров, выжимающих все соки не только из тела, но и из души. Результатом становится идеальная фигура, но душа мертва, озлоблена. Человек убеждён, что всего можно добиться матерным негативом, начинает терзать других, обычно своих детей, а выражения вроде «тернистый путь» лишний раз доказывают ему это. Хотя на самом деле велика разница между негативом и необходимыми трудностями.

Но сейчас Сергея больше волновала не вселенская справедливость, а младшая сестра.

 — Постепенных нагрузок нет, вы сразу даёте максимальную нагрузку, так ведь?

— Так. И это даёт результаты!

— Я видел ваши результаты! Синяк на плече у Лилии.

— Вы ведь не думаете, что я бью детей? Нагрузки большие, но бить—  никогда. Лилия ударилась сама.

Сергей тут же пошёл к директору заведения, который сказал, что Лариса Александровна – опытный педагог, и все родители и их дети всегда были довольны результатом. Но между делом заметил, что Бессоновы ещё не заплатили за следующую неделю, поэтому, к счастью или к сожалению, занятия придётся прекратить.

— Вот и хорошо, - угрюмо сказал Сергей.

Он встал с креслица в кабинете директора и поспешил к двери, но директор спортивной школы его окликнул:

— Сергей!

— Что вам ещё нужно?

Директор вздохнул и прилизал лысину.

— Понимаю, вам… - он подбирал слова, - не очень понравилось, как преподаёт Лариса Александровна. Но мы можем предоставить для вашей сестры другого учителя. Клара Дмитриевна – добрейшей души человек. Её стаж…

— Это всё?

— Значит, вы отказываетесь от того, чтобы Лилия Бессонова занималась?

Сергей подумал и кивнул:

— Да. Я так решил. Сестра будет заниматься дома – крутить обруч, делать зарядку - и на спортивной площадке во дворе.

— А ты?

— А что я?

— Мышцы бы тебе нужно накачать.

Сергей испытал неловкость. Ему казалось, что директор смотрит на него как на мужчину, и в мыслях вспыли увиденные не так давно картинки в группе «Геи». В то же время прекрасно понимал: ему это кажется из-за ориентации, а неприязнь от критики внешности. Парень выпалил:

— Какое вам дело? Мои мышцы — не болезнь, которую нужно исправлять, - в мыслях промелькнула подруга-бисексуалка, которой нравились мальчики с худыми руками, а под их фотографиями писали: «Фу, дрищ, иди подкачайся», а на фотографии всех мускулистых парней (и даже знаменитостей, кроме «железного» Арнольда) девушка плевалась.

— Как хочешь, - директор сложил руки замком и улыбнулся. - Но у нас есть прекрасный преподаватель Анатолий Аркадьевич. Добродушный мужчина, кричать — не его метод. Только положительная мотивация! С ним можно стать замечательным спортсменом.

Сергей обратил внимание на скрип двери. В полутени, создаваемой стеной в узком коридоре, торчала голова Андрея.

— Извините, меня ждут.

Серёжа вышел в коридор, и Андрей написал на бумаге: «Куда ты так подорвался?»

— Да вот, решил Лилию больше сюда не водить. Но директор предлагает мне занятия с каким-то Анатолием Аркадьевичем.

Кажется, не понимая, что делает, Андрей взял Сергея за плечо: крепко, по-мужски, в то же время ласково, но за лаской кроилась тревога; уж глаза-то, ярко-карие, округлившиеся, не могли соврать. На бумаге появилось: «Это хороший преподаватель. Соглашайся».

В тот день Сергей переговорил с директором. Всё произошло так, как решил парень.

Лилия занималась дома, и улыбка появилась на её лице, вместе с тем круглые щёчки обретали приятную форму чуть худее, живот-шар стал меньше выпирать. Она ещё не стала худой, зато двигалась в правильном направлении, зато поняла, что результатов можно добиться с уважением к себе, а не ненавистью к телу.

Сам Сергей успешно занимался лёгкой атлетикой и боксом с Анатолием Аркадьевичем. Часто виделся он с Ларисой Александровной, и та при встрече с ним поджимала губы и буквально выедала парня глазами, что было ещё хуже, чем если бы она прошла мимо, даже не взглянув. Анатолий Аркадьевич редкими вздохами показывал, что не приемлет методов Ларисы.

— Ей бы заниматься со взрослыми людьми, готовыми к жестокости ради победы. К детям и подросткам нужно быть добрей. К дочерям и сыновьям… - на последнем слове Анатолий Аркадьевич сделал многозначительную паузу, и слово это ушло в тихую печаль.

***

В спортивную школу Андрей больше старался не приходить. Он избегал не только фойе, но и главного входа, а Сергея ждал за забором, подозрительно оглядываясь.

— Почему ты не заходишь? – спрашивал Сергей.

И получал на бумаге ответы: «Не хочу», «Мне удобней ждать тебя здесь».

— Мутный ты какой-то, — пошутил парень.

Сергей утешал себя тем, что скрытность ему кажется, потому что Андрей молчит.

— А можешь написать на бумаге или в интернете, что с тобой случилось? Ты всегда молчал?

Андрей отрицательно покачал головой и вывел на листе: «После одного случая». Какого — он так и не дал знать.

В обычную школу, где учились Сергей и Лилия, Андрей приходил охотно. В один из таких дней Андрей настолько ярко почувствовал «бабочки в животе», что ему казалось, будто ничего прекраснее ранее с ним не происходило. Даже знакомство с Андреем, их первый не очень длинный и смысловой диалог, даже Новый год – любимый праздник детства – не могли сравниться с тем, что почувствовал Сергей четырнадцатого февраля.

В день влюблённых были сокращённые уроки, и после них большинство ребят ушло, а кто-то остался в актовом зале на концерте. Самому Сергею отчего-то не хотелось ни идти домой, ни слушать концерт, а классная руководительница сидела и заполняла тетради.

— Серёжа, ты не идёшь домой?

— Нет, я жду друга, - а что, почти не соврал. – Пока хочу сделать русский язык.

Учительница оглянулась и несколько раз то подошла к столу, то отошла к доске, будто вспоминала, где могла оставить потерянный предмет. А потом она взглянула на часы и заволновалась.

— То есть ты посидишь здесь? Можно тогда попросить тебя никуда не уходить? Нужно к директору.

Сергей кивнул и пошутил:

— Вера Степановна, тетради никуда не убегут. И ошибки в них тоже останутся.

Его «петросню» Вера Степановна оценить не успела и зацокала каблуками вдоль школьного коридора.

Через несколько минут в дверях появился Андрей. Серёжу будто подорвало с места, ноги сами вскочили и двинулись вдоль пустых рядов. Андрей закрыл дверь, и Сергей почувствовал, что скрип белой двери и валентинка, подаренная ему любимым парнем, - это:

— Самое интимное, что могло со мной произойти.

Андрей игриво поднял бровь, как бы спрашивая: «Правда? Я думаю, ты ошибаешься».

Сергей оказался вжатым в проём между двумя шкафами так, что выглядывали лишь носки его обуви. В нос ударил запах тех самых шкафов, запах книг и знаний, зимы, праздника, врывающегося в пустой кабинет, но сильней оказался запах лица и коротких, мягких волос Андрея. Волосы и правая щека юноши светились от солнца, тот же яркий свет бил в глаза Сергею. Расстояние перестало существовать, и Андрей зацепил губу Сергея, просунул между губ проворный язык, отдающий мятой после «Орбита». Худые руки, скрытые рубашкой и свитером, по-особому обнимали: Андрей крепко, напористо, в то же время нежно не то надавливал кожу, не то ласкал, еле притрагиваясь. Такие разные ощущения напомнили Сергею какую-то сказку о девочке, приехавшей к царю и с подарком, и без него – с птицей, которая улетела, - и босая, и в обуви, надев сапог лишь на одну ногу. Детали сказки тут же оборвались скрипнувшей дверью.

Сергей и Андрей «заржали». Именно «заржали», а не засмеялись, отпрянув от ниши между шкафами и встретив гоготом зашедшую Веру Степановну. Судя по всему, директор сказал ей что-то приятное – не иначе, как премию выдал, - потому что лицо её сияло, а из уст вырвалась шутка:

— Вы так веселитесь, будто влюблённые.

Сергей и Андрей смутились и засмеялись ещё больше. Это их приличная Вера Степановна? Ну и ну! Так, весёлые, они вышли на улицу.

***

В один из счастливых дней тренировок Бессонов разговорился с Анатолием Аркадьевичем.

— Подход. Ну! Ну! – командовал он не злобно, а азартно, с духом победы. – Ещё раз! Молодца!

Сергей остановился, резко выдохнул и вытер пот со лба полотенцем.

— У тебя уже замечательные мышцы. Настоящий спортивный парень, - похвалил Анатолий Аркадьевич и велел, указав на скамейку: - Садись.

Так они молчали, ведь мужчинам больше нравится сидеть и молчать, чем девушкам. А потом вдруг тренер спросил:

       — Ну как там Лилия?

       — Хорошо. Мы занимаемся дома. Она выходит ненадолго на стадион. Наступит тепло – будем вместе бегать хоть по часу.

       — По часу и надо, - сказал Анатолий Аркадьевич. – В идеале, конечно. Знаешь, если ты плохо себя чувствуешь, не нужно бежать вообще. Если в тягость – не заставляй себя заниматься час. Пробеги в своё удовольствие минут пять-десять. Уже хорошо. А там, глядишь, и до часа дойдёт. И с пользой, и с радостью.

       Мужчина говорил с воспитанником о спорте ещё несколько минут, а потом речь зашла о Лилии. Серёжа рассказал тренеру, что у Лилии появилась какая-то подружка из параллельного класса. Они вместе ходят гулять на окраину города.

       — На Основьяненка? – насторожился Анатолий Аркадьевич. Между густыми бровями, на складке переносицы выступила капля пота.

       — Да, гуляют там, где железная дорога.

       Никогда не думал Сергей, что узнает историю, которая так его интересовала, от своего тренера.

***

       «Больше года назад, летом, был у меня сын. Да, был. Лёша. Твой одногодка. Теперь ему всегда будет пятнадцать.

       Марина моя плакала, конечно, да и я тоже, когда…

       Он, как бы сказать, был не совсем обычным подростком. Мы с матерью не то чтобы ругались, но с трудом привыкли и очень надеялись, что он изменится. Алексей был… геем. Ну, он так говорил. Не знаю, окончательно он убедился или это что-то переходно-возрастное было.

       Но вот знал, знал же! Тревожился! Чувствовал, что добром это не кончится.

       Встречался он с парнем. Андрей. Никогда это имя не забуду. Худой такой, высокий, губы пухлые. Всё время, как и Алёшкин, перед глазами его образ стоял. Ходил в эту школу, занимался, как и ты, лёгкой атлетикой, боксом. Ещё подтягивался.

       Я лицемер, Серёжа. Да, лицемер. Потому что люблю тренировать детей и подростков, я добр к ним. Но того Андрея я ненавидел и, наверно, ненавижу сейчас. Это из-за него умер Алёшка.

       У нас с Мариной есть ещё один ребёнок, девочка Дина. Возраста примерно, как Лилия. Мы бережём её как зеницу ока. Но потерянного сына нам не заменит никто.

       Да, это всё из-за него. Из-за Андрея.

       Алёшка гулял с ним как раз на Основьяненка, по тихой улице, у старой школы. Она ещё выглядела одно время как заброшенная, сейчас отремонтировали. Я ненавижу эту улицу, эту школу и железную дорогу. Мне больно смотреть на электрички, но особенно — на товарные поезда и ту колею, где всё случилось.

       Алёшка много раз рассказывал мне о прогулках по железному мосту над колеями. Я говорил, говорил ему быть осторожным. Боялся, что он упадёт с моста. Но произошло другое.

       Тот товарный поезд на первой колее…

       … Господи, я даже не мог раньше долго стоять, пока все шестьдесят вагонов не прогремят над ушами. Не могу даже представлять, что сделала эта махина с моим сыном. Этот Андрей не только потянул Алёшку близко к пути, но и не уследил за ним.

       Даже хоронить было нечего. Даже хоронить… Эта громадина… Тонны железа и груза в нём. Огромная скорость…

       А Андрей остался жив. Только я его и видеть не хотел в нашей школе! Сначала зла желал, чуть не избил, потом подумал… пусть живёт себе, убийца. Бог его наказал за неосторожность. С того вечера, как Алёшка погиб, теперь говорить не может. Трудно ему, немому. А мне ещё трудней!

       Не знаю, что сделаю с Андреем, если увижу его хоть ещё раз в жизни. Больно мне, больно Марине до сих пор.

       И знаешь, почему я всё это рассказываю?

       Когда директор рассказал мне о новом ученике, а я услышал фамилию Бессонов, то сначала подумал: мало ли на свете Бессоновых. Но имя Сергей… Я вспомнил свидетеля, который видел, как произошла гибель. И как его жена сказала, что их Серёжке тоже пятнадцать. Свидетелем оказался твой отец. А вместе с отцом пришла мама. Всё было как в тумане, но, странно, мне запомнилось больше всего, что твоя мать явилась в красных туфлях, которые ей совершенно не шли. Нелепость какая-то. Я должен был больше запомнить то, что касается моего сына.

       Я помню ещё, что хотел сказать жене и не договорил: «Этот парень не был таким уж ужасным». Наверное, я бы смирился с выбором Лёшки. Я уже начал смиряться, я доверял Андрею и верил, что он убережёт моего мальчика. А после трагедии я одновременно и ненавидел Андрея, и сочувствовал ему. Но всё же – я знаю, как цинично это звучит – молчать не так уж и страшно. Это не слепота, не рак, не пуля в колене и тем более не мучительная смерть.

       Спасибо, что выслушал меня. Ты ведь не просто мой ученик. Ты, можно сказать, дружище.

       Дай бог, чтоб в твоей жизни не было таких людей, как Андрей. И чтобы никогда не случилось ничего плохого».

***

       Рассказ Анатолия Аркадьевича вызвал тревожные и неприятные чувства, сильнее любовных переживаний. Всё, что имеет огромное значение, вплоть до главного смысла жизни, превращается в мизерную проблему и называется «пиздостраданиями», ванилью, подростковым увлечением, обычными встречами, которые не перечеркнут всю жизнь, если прервутся.

Четырнадцатого февраля Серёжу подняло ввысь, будто на американских горках, а сегодня точно так же рвануло вниз, в чёрные дыры, в подземелья с чёртами человеческих грехов, в гниль немого вранья.

Его Андрей, красивый душой и телом, человек, к которому была такая сильная привязанность, оказался убийцей. Пусть он не толкал под поезд Алексея — хотя эта страшная мысль мелькнула в голове Сергея, — но допустил, чтобы с любимым человеком случилось несчастье.

Всяко лучше было бы, выпрыгивай сердце из груди. Но вместо равномерных скачков Сергей чувствовал что-то похожее на расстройство желудка, только на чуть-чуть отпускало и так же резко хватало его не от ядовитых грибочков. Его руки потели, на лбу под шапкой тоже выступал пот, губы трескались на холоде, а передние зубы обдувались морозным ветром. Чудовищное волнение напоминало то страх перед зачётом, то тряску у медицинского кабинета, где делали уколы, которых Сергей не переносил. Но зачёт сдавался если не на отлично, то на хорошо. От укола болело пару секунд, вату же можно было выбросить минут через двадцать. Нельзя было только покончить с чувствами, как с зачётом, выбросить их, как вату.

И Серёжа, придя домой и в тревоге закрыв дверь, начал переписываться с Андреем.

Он рассказал о разговоре с Анатолием Аркадьевичем. В его душе ещё закралась надежда: вдруг речь идёт совсем о другом Андрее, а его парень не причём. Но многое сходилось, теперь же Андрей сам подтвердил.

Андрей

«Нет, речь действительно обо мне.

Я любил Алексея и не хотел, чтобы с ним это произошло. Мне больно об этом говорить».

Сергей

«Но придётся».

Андрей

«Если ты помнишь, я говорить не могу. Извини за плоский юмор. Это нервное.

Что именно ты хочешь знать? То, что Алёшка был замечательным парнем и моим близким человеком? Что у него такой же замечательный отец, которого я ценю как человека и как тренера?

Или — не толкал ли я Алёшку под поезд? Я бы НИКОГДА этого не сделал. Всё произошло случайно. Мы стояли близко к товарняку. Анатолий Аркадьевич не знал, но Алёшка так полюбил прогулки со мной и поезда, что подходил на метр к быстрому составу, а то и ближе. Я всегда одёргивал его, отталкивал, но в тот раз не смог…

Если я убийца, то я наказан. Я немой, и врачи говорят, что только такая же сильная эмоция, как тогда, поможет мне вернуть голос. Наш поцелуй был сильной эмоцией, огромным счастьем для меня, но он не помог…

Ты можешь мне не верить. Можешь и не верить и в то, каким близким человеком ты для меня стал. И насколько я боюсь тебя потерять».

Сергей

«Я уже не знаю, во что и кому верить.

Я полюбил тебя… Дурак, да?

Но боюсь, что ты не просто немой, но и не мой. Не мой человек… И мне горько это осознавать».

Сергей вышел из «ВКонтакте» и больше в тот день там не появлялся. На какое-то время он даже удалял страницу, хотя раньше смеялся с людей, которые так делают, с их лёгкой ранимости и глупости.

***

Сергей и Андрей почти не общались. Между ними выросла стена, и начала она разламываться вместе с разламывающимся, тающим и плывущим вдоль ручьёв льдом. В марте парни вновь встречались, обнимались и радовались друг другу насколько могли. Но каждый ощущал себя неловко, и всё из-за случая годичной давности. Оба также понимали, что для Анатолия Аркадьевича это не просто небольшой срок, а тягучая, вязкая минута из дня Сурка.

Стена разрушилась в один из дней, когда Лилия пошла гулять на Основьяненка. Оказалось, её подругой была дочь Анатолия Аркадьевича, Дина.

Анатолий Аркадьевич рвал и метал. Лариса Александровна рассказала ему, что видела Сергея, идущего вместе с Андреем. «А он его за ручку так, за ручку. А потом в щёчку». Хоть Лариса Александровна проявляла себя порой как сплетница, на этот раз мужчина ей поверил. Он быстро засобирался.

— Куда вы? – спросила она с насмешкой, будто специально желая вызвать гнев.

— Я не хочу потерять ещё одного ребёнка!

Мужчина мчался к остановке, оттуда приехал на окраину города не на трамвае, а на такси вдоль трамвайной линии. Рельсы блестели на солнце, между ними едва зеленела первая трава и простилалась влажная чёрная земля. Лёгкий свитер в эту обманчивую солнечную погоду пронизал ветер. Такая же лёгкая куртка не спасала.

Школьный двор — совсем другие ребята. И нет среди них Дины.

Один маленький домик, другой, третий — свора собак, первые старики-доминошники.

Мост… Мост, на котором всё случилось.

По нему Сергей и Андрей переходили на другую сторону. Всё было хорошо, пока не раздался голос Сергея:

- Андрей, это же наши Лиля с Диной.

Анатолий Аркадьевич побежал по ступеням вверх. Сергей и Андрей, не видя его, спустились с другой стороны.

И тут…

***

Лилия и Дина из интереса решили перейти ко второй колее. Там была довольно удобная дорога, но вместе с тем опасность не исчезала.

На них, загудев, двинулась электричка. Десятивагонный состав светился грудой светло-серого железа с двумя голубыми полосами. Невинные женские глаза-фары ловили солнечное отражение в двух крупных стёклах.

— Помогите! – закричала Дина. – Помогите!

Лилия начала тащить подругу и громко плакать.

Сергей онемел и не мог сдвинуться с места. У Анатолия Аркадьевича, которого успели заметить парни, схватило сердце. Он прижал руку к груди и, тяжело задышав, облокотился о перила моста, под которым висели длинные линии толстых проводов.

Нога Дины застряла между деревяшкой и кочкой очень близко к колее. Нельзя было, чтобы электричка проехала там. Но ведь её никак не остановить!

Андрей начал тащить ногу Дины. И, когда глаза-фары хищно мелькнули совсем рядом, а громкий гудок разбудил окрестность, нога была вытащена.

Подоспели Сергей и Анатолий Аркадьевич, сумевший без таблеток справиться с сердечной болью. Андрей же не только вытащил ногу Дины, но и оттащил Лилию, находившуюся рядом.

Обе девочки остались живы.

Анатолий Аркадьевич смотрел на Андрея так, что по глазам было понятно: он простил его.

— Я очень испугался за Дину и Лилию…

— Что? — спросил Сергей. За девочек боялся отец одной из них, но тот молчал. Голос принадлежал…

Сергей, не веря своим ушам, но зато веря сердцу, подошёл к Андрею, затряс его, сам не понимая, что делает, и стал кричать — не злостно, а радостно.

— Повтори! Повтори, что ты сказал!

И Андрей повторил:

— Я очень испугался за Дину и Лилию.

Сергей обнял Андрея. Парня с ещё неуверенным, но прекрасным голосом и с чистой душой.